— Мама не лошадь… — пробормотала Света. — Она живой человек. Поэтому ей так больно.

Собеседница всплеснула руками:

— А тебе не больно?! Это очень эгоистично с Ленкиной стороны — взвалить все тяготы мира на твои неокрепшие плечи, — чтобы смягчить резкость своих слов, Шульман ласково поправила локон волос, выбившийся из-под девочкиного вязаного берета. — Тебе самой сейчас надо, чтобы о тебе заботились, утешали и обогревали, а ты пляшешь вокруг неё и вокруг брата… Так и надорваться недолго. Даня тоже за тебя очень переживает…

— Даня? — это вырвалось у Светы прежде, чем она успела себя остановить. — Он… переживает?

— Ну конечно! Ты ведь тоже к нам совсем не приходишь больше. Он не говорит мне, но я вижу, что он волнуется о тебе и очень скучает… Ты, быть может, боишься встретить у нас тётю Любу… или своего отца? Но они к нам не и носа не показывают, не беспокойся. Мы их не приглашаем.

— Я… не поэтому… — растерялась Света, невольно краснея.

— А, ну да, — понятливо протянула Дина Наумовна. — Ты, наверное, с Сашей не хочешь пересекаться? Она же теперь постоянно у нас торчит. Но девочка ведь ни в чём не виновата, она не отвечает за поступки своей матери.

— Да… — откликнулась Света с еле уловимым сарказмом. — Шурик абсолютно ни в чём не виновата.

— Я не могу её выгнать, понимаешь, — продолжала оправдываться Дина Наумовна. — Они с Даней встречаются… Откровенно говоря, не такую девочку я предпочла бы видеть рядом со своим сыном, — переключившись на собственную проблему, вздохнула Шульман. — Лучше бы он с тобой встречался, честное слово! — в сердцах воскликнула она, не подозревая, что этими словами ранит Свету в самое сердце.

— Мне пора, — тут же заторопилась девочка. — Обеденный перерыв скоро, а я ещё не купила молоко.

— Ну давай, Светочка, — откликнулась Шульман, глядя на неё с искренним теплом. — Всё-таки забегай к нам иногда, ладно? Тебе надо развеяться, больше общаться с друзьями… А Дане я обязательно передам привет от тебя! — добавила она, хотя Света и не думала передавать ему никакого привета.

Несмотря на то, что с отцом Света не виделась с тех самых пор, как он ушёл (он лишь исправно выплачивал алименты), до семейства Звёздных время от времени долетали слухи и сплетни о нём.

Так, многие знакомые шушукались, что на самом-то деле Шурик — его родная дочь, просто он долго скрывал от семьи свою связь с Костровой. Но, конечно же, это было полной ерундой. Данное предположение основывалось лишь на внешнем сходстве обеих девочек и не имело под собой реальной почвы. Впрочем, это не мешало Шурику демонстративно и громко, словно напоказ, называть его на людях «папочкой» и «папулей». Судя по всему, тот был явно не против, охотно променяв Светку на Шурика.

— Как удобно устроился… Он, наверное, даже и не заметил особой разницы, — горько шутила мама. — Вы с Сашкой похожи, к тому же ровесницы, и дни рождения в один день… Примерный папаша, ничего не скажешь.

Однажды Света всё-таки мельком увидела отца. Дело было весной, в середине марта. Он стоял на крыльце магазина, точно поджидая кого-то, и курил. Света остановилась чуть поодаль, чувствуя холодок в груди, и исподтишка вглядывалась в родные черты. Отца было трудно узнать: он казался таким модным в фетровой шляпе, дорогом пальто и перчатках… Она никогда прежде не видела, чтобы он носил шляпы. Ему это очень шло…

Света слышала от знакомых, что отец теперь работает личным водителем у какого-то важного городского начальника — связи тёти Любы поспособствовали тому, чтобы его взяли на это место. Несмотря на жгучую обиду на отца, которая выжигала её изнутри вот уже полгода, девочка вдруг испугалась, что он сейчас докурит свою сигарету и уйдёт.

— Папа! — позвала она нерешительно. Он тут же поднял голову и встретился с ней взглядом. Что-то дрогнуло в его лице на мгновение… но тут из магазина выскочила оживлённая нарядная тётя Люба и, взяв его под руку, величественно удалилась.

Он пару раз делал робкие попытки обернуться, виновато и растерянно улыбаясь дочери, но… так и не остановился.

Последний школьный год постепенно подходил к концу. Нельзя сказать, что Света блистала успехами в учёбе: педагоги по-прежнему ворчали на неё за частые прогулы и не желали натягивать оценки. И если раньше она пропускала занятия из-за съёмок, то теперь — из-за банальной усталости. Мама так и не пришла в себя, продолжая жить в странном оцепенении и равнодушии к окружающему миру (спасибо хоть, на работу ходила), так что Света по-прежнему исполняла обязанности главы семьи.

С грехом пополам она всё-таки сдала выпускные экзамены и получила аттестат. Не вручить его ей не могли: в конце концов, Света была гордостью не только школы, но и всего городка — пусть не в плане отметок, а в плане того, что прославила их на весь Союз благодаря своим ролям в кино. Фотографию Светы даже повесили на школьной доске почёта под заголовком «Наши знаменитые выпускники».

Выпускной бал, который все девушки-десятиклассницы ждали со жгучим нетерпением и замиранием сердца, совсем не интересовал Свету. Она и не подозревала, что именно на выпускном жизнь её сделает очередной резкий поворот… Света пошла туда просто потому, что так было надо, прекрасно понимая, что не станет скучать ни по одноклассникам, ни — тем более — по учителям.

Одноклассницы заказывали себе наряды у лучших городских портних, за месяц записывались на укладку в парикмахерскую, ночь накануне выпускного спали с волосами, накрученными на бигуди, и неумело подкрашивались маминой косметикой… Всё это радостное волнение совершенно не трогало Свету. Она даже не стала покупать или шить себе новое платье — надела своё любимое, светло-зелёное, до колен. Этим она сразу же стала выделяться в толпе выпускниц, поголовно одетых, подобно невестам, в белые длинные платья.

Света с умеренным интересом наблюдала со стороны за кружащимися в вальсе парами и за разыгрывающимися на её глазах страстями: кто-то из девочек, наконец, решился признаться в любви нравящемуся мальчику из параллельного класса… Кто-то расхрабрился и пригласил на танец симпатичного молодого математика… Кто-то тайком от учителей пронёс крепкий алкоголь в стены школы, и теперь градус буйного веселья буквально зашкаливал…

— Светка, — услышала она нерешительный голос Славика Любимова. Этот очкарик был безнадёжно влюблён в неё с самого первого класса, но предпочитал любоваться ею издали, на благоговейном расстоянии. И вот теперь, видимо, набрался смелости и решил обратиться к ней напрямую — чуть ли не впервые за все десять лет учёбы. — Пойдём… потанцуем, что ли?..

Света не успела ему ничего ответить.

— Она не танцует, — раздался рядом с ней голос, который она узнала в ту же секунду, и, не веря своим ушам, во все глаза уставилась на говорящего.

Возле неё стоял Даня.

Света не видела его почти десять месяцев и теперь, не в силах осмыслить тот факт, что Даня пришёл к ней на выпускной бал, просто молча таращилась на него, чуть приоткрыв в изумлении рот и затаив дыхание. Это действительно был он — невероятно возмужавший за это время, изменившийся… но всё такой же красивый и родной. Даня надел элегантный чёрный костюм с белой рубашкой (и даже галстук нацепил!), а его шевелюра, некогда буйная и непослушная, теперь была аккуратно пострижена и представляла собой настоящую взрослую причёску.